Сергей Курзенков - Под нами - земля и море
Как-то при очередном дежурстве в штабе школы я увидел инструктора, в группе которого учился Павел, и спросил о друге. Инструктор ответил:
- Хороший будет летчик.
- Побольше бы в авиации таких орлов, как курсант Орлов.
Мы уже летали самостоятельно, когда в училище произошел редкостный случай.
Стояла необычная для южных мест зима: снежная, морозная. Самолет "Р-1", пилотируемый летчиком-инструктором Сидоровым, поднялся в воздух. Во второй кабине сидел техник Моторин.
Летчик привел самолет в заданную зону и начал пилотаж. Машина, блестя на солнце крыльями, легко выписывала в голубом небе сложные фигуры. Но вдруг Сидоров ощутил толчок: самолет клюнул носом. Летчик посмотрел вниз: передний амортизатор левой лыжи оборвался. Лыжа под напором встречного воздуха повернулась на оси и замерла вертикально. Посадить самолет в таком положении было невозможно. Что делать? Как поставить лыжу на место? Выход нашел Моторин.
- Товарищ командир, - закричал он на ухо Сидорову, - я закреплюсь ремнями, спущусь на стойку шасси и попытаюсь выправить лыжу! А вы сажайте самолет!
Летчик колебался, но другого выхода не было, и он кивнул головой:
- Давай!
Скорость сто сорок километров в час. Пронзительный ветер рвал одежду. Лицо нестерпимо кололи ледяные иглы. Моторин осторожно стал на крыло и, цепко держась руками за стойку, начал спускаться. С большим трудом ему удалось сесть верхом на лыжную ось. Отдохнув немного, он приподнялся и стал выжимать лыжу ногами. Лыжа не поддавалась. Техник сделал еще одно усилие, и наконец лыжа, медленно поворачиваясь, стала на место. А внизу плыло белое поле аэродрома с маленькими темными точками. Самолет шел на посадку.
Вот лыжи бесшумно коснулись снега и, шурша, заскользили по нему. За хвостом машины клубилась взвихренная белая пыль.
Отстегнув ремни, Сидоров выскочил из кабины и бросился к другу. То, что увидел он, казалось невероятным: Моторин, словно окаменев, стоял на покатой лыже, обхватив мертвой хваткой шасси. Ремни, которыми он был привязан, свисали с передней кромки крыла. Сидоров понял: ремни оказались коротки, и Моторин отвязал их, иначе ему не удалось бы поставить лыжу на место.
Сидоров хотел помочь технику, но в это время руки Моторина разжались, и он повалился на снег. Летчик подхватил своего бесстрашного друга...
За находчивость, выдержку и мужество летчик Сидоров и техник Моторин были удостоены высшей награды - ордена Ленина.
В школе только и разговору было об этом подвиге...
- Как ты думаешь, Сергей? - спросил меня Павел. - А мы так смогли бы?..
- Не знаю, Павел... Трудно ответить... Два с половиной года напряженной и упорной курсантской учебы пролетели. Наступил декабрь 1935 года. В школу из Москвы за подписью Наркома обороны К. Е. Ворошилова пришел приказ о нашем назначении. Мы стали командирами, морскими летчиками. Отлично окончившим учебу командование училища предложило остаться на инструкторскую работу. Мы с Павлом учились на пятерки, и судьба наша определилась сама собой.
Началась новая, теперь уже самостоятельная служба в своих же эскадрильях. Никто не заметил, как произошло превращение недавнего курсанта Павла Орлова в серьезного, вдумчивого педагога. Павел по-прежнему неутомимо летал. А курсанты, которые у других инструкторов считались почти безнадежными, у Орлова вылетали на самолете самостоятельно раньше всех. За всем этим был большой, упорный труд. У инструктора-летчика Орлова можно было многому поучиться...
В 1939 году мы с Павлом Орловым оказались в одной эскадрилье. Здесь я еще ближе узнал своего друга. Все его любили за спокойный, уравновешенный характер. В шутку Павла звали "ходячей энциклопедией". Он до последнего винтика знал самолет, теорию авиации, все правила из наставлений и разумно ими пользовался.
В полете Орлов никогда не забывал об осмотрительности. Он был ярым противником тех летчиков, которые считали, что не стоит часто вертеть шею небо просторное, всем места хватит...
- Да, небо просторное, - возражал им Павел, - но лучше видеть, что делается над тобой, под тобой, слева, справа, чем зацепить крылом кого-нибудь или рубануть винтом. А такие случаи бывают с теми, кто ленится лишний раз повернуть свою голову. Зоркий глаз летчика, особенно военного, должен видеть все вокруг и в необъятных воздушных просторах первым замечать врага.
Скоро в правоте слов Орлова пришлось убедиться на боевой практике.
Шел 1941 год...
Мы с Павлом Орловым уже командовали звеньями в Военно-морском авиационном училище на юге Украины, в Николаеве. По-прежнему все дни были до отказа заполнены полетами.
Весна выдалась дружной. За ней пришло жаркое лето. Ярко светило солнце. И никто из нас не подозревал, что надвигается страшная война...
И вот на рассвете 22 июня кончилась мирная жизнь. Узнав, что Гитлер развязал войну, все мы, будто сговорившись, стали проситься на фронт. Посылали рапорты, а ответ один - отказ. Мы, опытные летчики, были как никогда нужны для подготовки авиационных кадров.
С юга Украины наше училище эвакуировалось в тыл. Опять летали мы в голубых просторах, над раздольными, порыжевшими от летнего зноя заволжскими степями, а мысль попасть на фронт не покидала нас.
Наступил сентябрь 1941 года. Дни стояли по-летнему солнечные, теплые. Вот в один из таких дней к нам прилетел начальник Военно-воздушных сил Военно-Морского Флота генерал-лейтенант авиации С. Ф. Жаворонков.
На аэродроме построился весь личный состав. Начальник ВВС подошел к правому флангу и по очереди начал спрашивать.
- Ваша фамилия, товарищ старший лейтенант?
- Командир звена старший лейтенант Орлов, товарищ генерал!
- Претензии имеете?
- Имею, товарищ генерал! Хочу воевать!
- Других претензий у вас нет, товарищ Орлов?
- Так точно, товарищ генерал, нет.
- Ну что ж, хорошо!.. Ваша фамилия, товарищ старший лейтенант?
- Инструктор-летчик старший лейтенант Морозов.
- У вас, товарищ Морозов, есть претензия?
- Да, товарищ генерал, - спокойно произнес Морозов, - имею.
- Какая?
- Хочу на фронт.
- Вот как?
- А у вас?.. У вас?.. - обходя строй, спрашивал генерал и неизменно получал ответ:
- Отправьте на фронт!
- Да что это, "коллективка"? - с напускной строгостью произнес генерал, обращаясь к командиру эскадрильи Марковичу. Но, подумав немного, сказал: Ваше желание, товарищи летчики и техники, мне понятно. Это желание благородное, достойное советского человека, Только я, к сожалению, удовлетворить его не могу. Вы очень нужны в училище. А потом: подумали, на каком самолете будете воевать?
- На любом, товарищ генерал, - ответил за всех инструктор-летчик Митя Селезнев.
